облако тэгов
15. В рубрике «Журналистика» на стр. 14—16 размещена статья Анны Контек/Anna Kontek, написанная в сотрудничестве с Павлом Контеком/Paweł Kontek, которая носит название:
Вампир – дьявол и ангел. Трудно поверить, что эти два слова относятся к одному и тому же существу. Трудно также не скрипнуть зубами, когда ужас превращается в идиллию. Как до этого могло дойти?
Облик вампира постепенно претерпел изменения и стал более сложным. Эволюционировал – в психологическом, социальном и культурном отношениях. Глядя на него, мы должны иметь в виду ту функцию, которую этот персонаж играл в человеческом воображении с самого своего мрачного рождения.
До Дракулы
Хотя термин «вампир» появился позже (в 1725 и 1731 годах, когда несколько журналистов использовали его для описания двух случаев вампиризма в Сербии), мы уже встречали существ с приписываемыми вампиру характеристиками в Древней Греции. Одним из таких существ была Эмпуса, демоница, которая могла воплощаться в теле суки, коровы или красивой девушки.
Она врывалась в сны мужчин, вступала с ними в половую связь, высасывая из них жизненную энергию и тем самым приводя к смерти. Эта концепция, вероятно, пришла из палестинских мифов о лилим (демонических детях Лилит), символизирующих жестокость и похотливость.
Сама Лилит -- в еврейской традиции первая жена Адама — превратилась в демона ночи, высасывающего кровь и убивающего детей, зачатых греховным способом.
Вампиром в его «каноническом» образе мы обязаны славянской народной демонологии. Отсюда он отправился на завоевание Европу и всей Земли: из Румынии в Венгрию и далее на Запад. Согласно легендами и преданиям, вампир – привидение, призрак мертвого преступника, возвращающийся в мир живых в виде большой летучей мыши или туман, чтобы высасывать кровь из спящих, обрекая их таким образом на медленную смерть или превращение в нежить. «Упыри (вампиры), -- писал Зигмунт Глогер в «Старопольской энциклопедии» -- это, согласно верованиям, трупы, из гробов поднимающиеся, в дома вторгающиеся, людей душащие, кровь высасывающие, на алтари взбирающиеся, кровью их пачкающие, свечи ломающие».
Обычно можно было догадаться, кто в округе заслужил вампирской участи. Л. Пелка в «Польской народной демонологии» дает следующую характеристику: «У такого человека дикий взгляд, лицо всегда красное, усмешка издевательская и злобная, фигура огромная. Сразу же после смерти его конечности остаются свободными, не остывают и не костенеют, как у другой нежити, и хотя глаза закрыты (…) снова открываются, и взгляд не тускнеет, ибо зрачки его выглядят так, как и при жизни». Вампиром может стать также самоубийца, человек хитрый, скупой и жестокий, либо физически уродливый, имеющий два сердца или две души.
Поиск истоков вампиризма приводит нас также к медицинским и мировоззренческим соображениям. На страницах журнала “Nowa Fantastyka” Мацей Иловецкий некогда назвал одним из возможных объяснений порфирию -- генетическое заболевание, вызывающее дефицит гемоглобина, а среди внешних симптомов имеющее в т.ч. деформации лица, бледность, чрезмерный рост волос, светобоязнь, специфическую жажду крови, употребление которой облегчает симптомы, аллергия на некоторые определенные растения, например чеснок,
Так или иначе, вампир является ответом на страхи людей, связанные со смертью и разложением. Он воплощает в себе страх перед мертвыми и их
возвращением из могилы. Вечная «не-жизнь» была также наказанием за противопоставление божественным законам и правилам, установленным группой и обществом.
В одном нет сомнения: вампиры всегда воспринимались как по своей сути злые, жестокие и мстительные существа, ведь в них трансформировались в основном жестокие люди, распространяющие зло. В таком виде мотив упыря-кровососа был перенят и зарождающейся литературой ужасов.
Кровавый аристократ
Представляемые художниками вампиры всегда отражали романтический и декадентский стиль жизни. Мрачное и загадочное существо, идущее против признанных законов и ценностей, поддающееся великим страстям, погружающееся в преступления и пороки, в конце XVIII века дождалось выделения в особый род. Помимо Гëте и Байрона (а в Польше – Мицкевича) этот ужасный персонаж пришелся по вкусу Джону Уильяму Полидори, создавшему прототип демонического аристократа в лице лорда Рутвена в романе «Вампир».
Эта книга, в свою очередь, вдохновила Брэма Стокера на сочинение самого известного романа о вампирах – «Граф Дракула».
Ирландский журналист связал историю об аристократе, убивающим своих любовниц, с зарождавшимся тогда horror-ом, которому задал тон в вампирическом духе забытый позже писатель Томас Прескетт Пресс, автор «Варни-вампира, или Праздник крови» (“Varney the Vampire Or Feast of Blood”) -- романа, содержащего элементы история и фольклора Румынии.
Почему Румынии? Потому что с XII и почти до середины XIX века там была распространена практика выкапывания трупов – чтобы убедиться в том, что душа умершего обрела покой (доказательством чего служило естественное разложение тела) или же обезвредить чудовище, вырвав у него сердце или вбив кол в пупок. Родом из Румынии был и Влад II, известный также как Влад Колосажатель и Влад Дракула (т.е. Влад сын Дракона), господарь Валахии в XV веке, прославившийся жестокостью, необычной даже для той эпохи. Именно у него Стокер позаимствовал имя своего героя.
«Во многих отношениях Дракула — это вершина и завершение мотива вампира, – писал Марек Выдмух в «Игре со страхом». – Вершина – потому что роман вырос из всей накопленной веками мифологической и литературной традиции, объединяя, суммируя и трансформируя ранее известные сюжетные нити. (…) Завершение, поскольку все идеи и приемы классической вампирской истории были собраны здесь и объединены в одно настолько образцовое целое, что трудно было написать о вампирах что-то новое».
Многие любители литературного и киножанра предпочли бы, чтобы эти слова оказались пророческими, но этого не произошло.
В поисках души
«Канонический» вампир царствовал в культуре более полутора веков. После литературы пришло пора кино, присвоившего себе демонического Дракулу. Роль очаровательного, кровавого аристократа сыграли, в частности, Макс Шрек, Бела Лугоши, Кристофер Ли, Клаус Кински и Гэри Олдман.
Истории о нем создали Фридрих Мурнау, Роман Полански, Вернер Херцог и Фрэнсис Форд Коппола. Характерной чертой остаются сверхъестественные способности: необычайная сила и скорость, умение превращаться в туман, летучую мышь или волка, а также великолепные умственные способности: необыкновенная острота ума, умение читать мысли, способность влиять на людей, непреодолимая сила личности, и, что немаловажно, мощное обаяние.
Неотъемлемой чертой вампира является его одиночество. Правда Дракула -- как литературный, так и кинематографический – создает демонических слуг, но по сути остается одиночкой. У него нет никаких причин искать контакта с людьми, потому что все человеческое в нем увяло и отмерло век тому назад. Что заставляет его искать контакта с миром, так это эхо любви, которую он потерял в результате человеческой смертности своей возлюбленной. Он испытывает презрение к живым людям, ощущает потребность во власти над этим последним, менее совершенным видом разумных существ. Его изолирует от них долголетие, многовековая мудрость и жажда крови.
Изменение образа кровососа приносят только «Интервью с вампиром» Энн Райс и весь цикл «Вампирских хроник».
Прежде всего, изменяется положение точки зрения: Райс не показывает сыновей Каина глазами людей, но позволяет нежити сказать свое слово. Она создает полную историю детей ночи и воспевает судьбу их сообщества. Вампирские круги вновь наполняются духом упадка. Могущество вампира подрывает все ценности, которые он имел, будучи человеком, развращает его. Убийства и утоление жажды позволяет на некоторое время преодолеть скуку вечного существования. С другой стороны, возникающее из проклятия крови бессмертие – единственный способ удержать навечно тех, кого мы любим и сохранить их красоту.
В образе Луи Энн Райс впервые сотворила страдающего вампира, который сторонится людей и восстает против своей природы, причиняющей страдания другим существам. В свою очередь, Лестат, пробудившийся от летаргии, обращается с человеком как с орудием войны с побратимами, но в то же время как бы восторгается им. В «Вампире Лестате» мы читаем: «Темный и ужасающий мир, который я покинул, погружаясь в сон, уже полностью выгорел, а старая мещанская показная добродетель и конформизм перестали занимать американские умы. Люди снова стали предприимчивыми и сексуально раскрепощенными, как и в старые времена (…) Христианский Бог такой же мертвый, каким он был и в XVII веке. И ни одной новой религии не появилось, чтобы заменить старую. Наоборот, самые простые люди этого мира следуют светским моральным принципам, столь же сильным, как и любая мораль».
Почему произошла такая трансформация? Райс — представительница эпохи моральной революции и «холодной войны», воспитанная на экзистенциальной философии. Вдобавок к этому она была потрясена до глубины души смертью своего первого ребенка – фантастика стала способом изгнания собственных бесов. Поэтому вампиры Энн Райс превращаются из сосредоточения наших страхов в олицетворение желаний, особенно тех, которые связаны с противостоянием смерти и течению времени. Они -- единственный путь к бессмертию в мире без Бога. Популярность цикла определяется еще и тем, что, несмотря на обильный пафос и зачастую ненужное сопереживание, он исполняет потребности читателей, направляя внимание на стремление к индивидуальному успеху, развитию и достижению личной свободы. Лестата не интересует посредственность, а человеческая мораль к нему не относится. Это исполнение мечты о почти полной свободе.
«Глок» вместо святой воды
Еще одно изменение образа вампира вызвано технологической эволюцией. В мирском обществе его существование требует рационального обоснования. Вот почему в поп-культуре — в очень характерном средстве массовой культуры, каковым является комикс – появляется Блэйд.
Блэйд — истинный сын создавшей его эпохи, нового века разума и неограниченного доверия к силе науки и, прежде всего, медицины. Человека, погруженного в этот мир, потребителя массовой культуры, не убеждают такие аргументы, как вера. Духовная сила сводится к тому, что можно измерить, взвесить и увидеть. Даже Бога, если он существует, мы воспринимаем не как всемогущую движущую силу, творца миров, а как приятеля, которому мы поем не осанну – всего лишь радостные песенки. Нам страшнее Ганнибал Лектор, чем чудовище из сказок для простаков или не поспевающий за модой граф Дракула. Мы обязаны этим воображению, сформированному телевидением, в котором насилие, кровь и смерть являются чем-то повседневным. Поэтому поп-культура оснащает вампира современными артефактами: сотовыми телефонами, iPod-ами и компьютерами. Осиновый кол Ван Хельсинга заменяется «Глоком» с ультрафиолетовыми или наполненными вытяжкой из чеснока пулями. Вампиризм становится передающимся через кровь вирусным заболеванием, которым можно заразиться, но которое можно также лечить.
Реалии становятся все более угрожающими: вампиром (читай убийцей) теперь может стать любой и каждый.
Но вампир, лишенный магии и метафизики, снова слабеет. Блейд — вампир и в то же время не вампир. Он разрывается между двумя мирами. Он -- полувампир, гибрид, рожденный еще живой, но уже укушенной вампиром женщиной, которая сразу после акта рождения трансформируется. Он — квинтэссенция бунта против нечеловеческой части своей натуры. Он не только не убивает людей ради крови, но и охотится на других вампиров.
Эпоха наивности
Так почему же следующим звеном в эволюции вампиров стал Эдвард Каллен? Почему проклятие лишения вечного покоя становится в коллективном воображении наградой и спасением?
Первопричиной может быть крушение рационалистического мировоззрения, преисполненного веры в силу науки. Медицина и технологии, которые несколько лет назад казались союзниками, вскоре стали слишком сложными для понимания обычного человека. Вместо того, чтобы упорядочить его мир, они привели к информационному и концептуальному хаосу. Они также не смогли справиться с природными угрозами: не победили СПИД, не окоротили грипп. Хоть метеорология и позволяет предсказывать погоду, но не способна противостоять разрушительным ураганам. Поэтому человек снова обращается к мистике – религиозным культам, светским духовным наставникам, или прорицаниям. Именно поэтому в «Сумерках» время от времени появляется магия в виде сверхъестественного чтения мыслей, управления людьми и предсказания будущего.
Вторая причина – культурное формирование поколения, представителем которого является Белла Свон, поколения, которое ни к чему не стремится, ничего не желает и не видит для себя в мире ничего ценного, потому что у него все есть. Психолог Джин М. Твендж (Jean M. Twenge) называет эту группу, родившуюся в 1970-х годах и позже (в Европе, а затем и в США), «поколением “я”». На развитие этого поколения повлияла тенденция подчеркивать уникальность каждого человека, очевидная во всей американской культуре, даже если для такой самоуспокоенности нет никаких причин. По мнению автора, это приводит к нарциссизму, эгоцентризму и убеждению, что никто и ничто не имеет значения, кроме меня самого. Проблема в том, что взрослая жизнь быстро проверяет такое отношение, ведь положение и признание надо заслужить.
Однако это не приводит у представителей «поколения “я”» к саморефлексии и изменению отношения к миру, они предпочитают им отказ от обыденного существования, депрессию и самоубийство. Новый вампир прекрасно воплощает это в себе. Лишенный физических слабостей, он становится новым кумиром. Он даже совершеннее своих предшественников: свет не убивает его, крест или святая вода не причиняют ему вреда. Правда, он имеет все ту же слабость, каковой является жажда крови, но при некотором усилии он полностью ее контролирует. И даже вместо того, чтобы убить человека, сосредоточивается на удовлетворении его потребности во внимании и справедливой оценке.
Конечно, это можно отнести к разряду женских мечтаний об идеальном любовнике и муже и всех последствиях этого в современном мире. Но нам кажется, что Белла – это еще и ответ на нарциссические потребности Эдварда, который неоднократно утверждает (в книге), что она — единственный смысл его жизни, потому что первой принимает его совершенно некритически и разгоняет скуку. Они — зеркала друг для друга, в которых, как мифический Нарцисс, убеждаются в собственном совершенстве (несмотря на рассуждения Эдварда о своей утраченной душе).
«Сумерки» — это выражение еще одной тенденции: пассивного бунта. Бунт был общей чертой всех вампиров, которые озвучивали голос последующих поколений в этом вопросе.
Лучше всего это иллюстрируют персонажи вампиров из фильмов «Пропащие ребята» (“The Lost Boys”, 1987) и «Почти стемнело» (“Near Dark”, 1987), действие которых происходит в 1980-е годы. В них кровосос — бунтарь против американского потребительского образа жизни или, в более широком смысле, любого установленного социального порядка, любой власти и любых авторитетов. Он нонконформист, но его бунт остается в основном безобидным. Ну пойдет и высосет кровь из одного-двух бездомных, кого это волнует? Он не вписывается в это общество так же, как Джон Рэмбо из «Первой крови» или Снейк Плискен из «Побега из Нью-Йорка». Он аутсайдер, который живет за пределами общества, потому что оно его отвергает. К сожалению, члены этого общества не могут позволить ему жить спокойно. Если его спровоцировать, он становится смертельно опасным.
В саге Мейер бунтарка -- Белла. Против чего она бунтует, если у нее есть заботливые родители, нормальная школа, она быстро находит друзей и живет комфортно и упорядоченно? Ее сверстников 1980-х и 1900-х годов было легко понять. У подростков тогда был строго определенный, навязанный путь развития: школа, семья, работа, пенсия. Сейчас ситуация изменилась. В эпоху глобализации и революции в области СМИ существует так много возможных профессий, что молодые люди вынуждены делать выбор, последствия которого при нынешних темпах перемен они не могут предсказать.
С другой стороны, планка идеала и успеха, как с точки зрения внешности, так и с точки зрения канона красоты и социального положения, установлена настолько высоко, что стала недостижимой. Единственная форма бунта, доступная в такой ситуации, — это пассивность. И побег в фантазию.